Пони пошел дальше.

— Лучше не катайся сегодня больше, Мария! — крикнула Дарси. — Ма-ри-я, он вспотеет и наверняка заболеет, вот увидишь!

Мария не останавливалась.

— Хорошо, — сказала Дарси, глядя ей вслед. — Я подожду.

В загоне Мария спрыгнула с пони, но даже не подняла глаз, когда ее подруга наконец догнала ее.

— Какое тебе дело до Пебблса? — спросила Мария.

И только тогда Дарси заметила на правом боку Пебблса царапины, свежие глубокие царапины. Три параллельные линии разрезали его плоть, розовое мясо было еще влажным.

У Дарси перехватило дыхание.

— Мария! — Она забыла обо всем. — Кто этосделал?

Мария отошла в сторону. Она коснулась пальцами временной ограды — брезента, накрывавшего сено, — и села в тени развалин под морской звездой, которую кто-то наподобие распятия прибил к опоре большого дома много лет назад, когда он еще не сгорел. Твердые, заостренные, опаленные руки свай продолжали удерживать трухлявое, расслаивающееся дерево. Она уперлась локтями в колени, закрыла лицо руками и заплакала.

Коппер бочком подошел к Пебблсу, но тот отшатнулся, защищая поврежденный бок. Коппер фыркнул и потыкался в него мордой. Дарси потянулась за одеялом, чтобы набросить его на Пебблса, но заколебалась, подумав о ранах пони.

Она присоединилась к подруге, которая сидела под сгоревшим домом.

Через некоторое время Дарси сказала:

— Я расскажу дедушке. Он приведет ветеринара. Вот увидишь.

— Нет.

Глубоко внутри себя, там, откуда не выбраться звуку, Мария содрогалась от рыданий, и лишь слезы на щеках выдавали ее.

— Ладно, я сейчас схожу и принесу из дома цефиран. [100] И мы все сделаем сами. Мария, если хочешь, я схожу.

— Нет!

— Мария, — терпеливо продолжала она, — что произошло?

Узкие губы Марии едва шевелились.

— Это приходило. Ночью. Точно как ты и говорила.

— Что приходило?

— Ты знаешь что. Это… это…

— О нет! — У Дарси все сжалось внутри, словно она была в лифте, который слишком быстро опускается вниз.

У нее давно не возникало такого чувства, очень давно. Последний раз такое случилось, когда она была еще совсем маленькой, примерно в то время, когда уехали мама с папой. Она не очень отчетливо помнила это ощущение, на самом деле она даже не осознавала, с чем оно связано. Она только знала, что это было нечто, чего она не понимала и не могла понять.

— Не глупи. На самом деле этого не было. — Она говорила правду. Этого не было, этого не было. — Мария! Это просто выдумки. Ма-ри-я!

— Вот и мой папа так говорит, — продолжала темненькая девочка. — Но он считает, что ты все равно зло, раз заставила меня бояться его. — Она начала говорить быстро, захлебываясь словами, словно опасалась, что может услышать нечто и тогда ей придется уйти, не закончив. — Это ты, ты рассказала мне о нем, о том, как он приходит и смотрит на тебя в окно, и если ты плохая, тогда… ты знаешь. Ты знаешь, что он тогда делает, Ночной Хищник.

Ночной Хищник.Конечно, она помнила эту историю. Они всегда были. Истории, придуманные, чтобы пугать непослушных детей. Их выдумывали бабушки, чтобы прекратить беготню в доме, громкий смех и прыганье на кроватях. Но эти истории оставались в памяти и со временем становились историями, которые рассказывают ночью на пляже перед костром под звездным небом. Все слушают и смотрят, кто кого больше напугает. Дрожат в спальных мешках, спрятавшись от неразгаданных тайн внезапно падающих с неба звезд или от шороха крыльев, задевающих затемненную сторону луны.

Она не знала, что сказать.

Так они и просидели некоторое время.

— Ну, я помогу тебе позаботиться о нем, — наконец предложила Дарси. — Правда-правда помогу.

— Это не важно.

— Он будет как новенький. Вот увидишь.

— Может быть. Но не с твоей помощью.

Дарси посмотрела на подругу, словно видела ее впервые.

Мария выдохнула. Казалось, из нее вышел весь воздух.

— Папа нашел место получше. Выше по каньону, рядом с настоящими конюшнями. Он говорит, что Пебблс не должен здесь оставаться, пока мы не выясним, что его поранило. И он велел мне больше с тобой не водиться.

— Почему?

— Потому.

— Но почему?

— Потому что это ты напугала меня этими историями! — Ее карие глаза ничего не выражали. — Ты не должна рассказывать мне о Ночном Хищнике, — заявила она. — Больше никогда.

Дарси была потрясена.

— Но я-то тут при чем? — спросила она. У нее начало щипать глаза. — Я даже не знаю, что случилось с Пебблсом. Может быть, он… ну… — Она смешалась, ей ничего не приходило в голову. Она вспомнила историю, которая лилась из шевелящихся над ней губ, когда она сидела, прижавшись к своему старшему брату. Это было давно, очень-очень давно. — Н-нет никакого Ночного Хищника, как ты не понимаешь! Перестань, я думала, что ты уже большая! Ты ведь знаешь, что его нет? Знаешь?

— А тызнаешь? — передразнила ее Мария. — Я больше не хочу видеть сны, как сегодня ночью. Дарси, я не хочу!

Дарси открыла рот, но не произнесла ни слова. Она услышала новый звук, и это не в ушах у нее шумело и не волны разбивались о дамбу, это даже не было стуком ее сердца. Она подняла голову и увидела, как Мария сжалась в комочек и закрыла глаза руками. Звук становился все громче и громче. Мария вскочила на ноги. «Как дикое животное», — подумала Дарси. Дарси шевелила губами, она хотела, чтобы ее услышали, хотела сказать, что это всего лишь один из тех больших военных вертолетов, которые летали над туманом вдоль побережья. От военных вертолетов шуму больше, чем от вертушки шерифа. У них такие громадные лопасти, они бьют ими по воздуху, словно какое-то чудовище… Но Мария уже сорвалась с места. Просто побежала. Через несколько секунд она растворилась в тумане.

Когда Дарси пришла, дедушка раскладывал инструменты. Она двигалась медленно, как под водой, рассеянно поглядывая на горку гвоздей по десять пенни, стамеску, гвоздодер. Она пыталась придумать, с чего начать, но все без толку.

— Ну, как прошел день, милая? — спросил дедушка, заметив, что она осталась стоять в дверях.

Дарси знала, что дедушка будет ждать ее рассказа, о чем бы он ни был, и только потом продолжит заниматься своими делами. Что-то надо было ему завернуть в чистый платок и положить в карман куртки или в кухонный стол. А если это была вырезка из журнала очередной статьи о лошадях, ее следовало аккуратно сложить и убрать до поры до времени в карман рубашки. Тогда, и только тогда он перейдет к серьезной части разговора. Она посмотрела ему в глаза и поняла, что любит его.

— О… — Она уж было открыла рот. Может, стоит начать с истории об учительнице или о том, что случилось на перемене… Но у нее не было настроения. — О, все то же, ничего нового, — сказала она.

Он посмотрел на нее, помолчал — может быть, слишком долго — и произнес:

— Фотографии пришли. Те, что мы заказывали в «Санди таймс». Фотографии белых жеребцов. — Он бросил на нее нежный взгляд. — Помнишь?

Она почувствовала, что не может сдержать улыбки.

— И я думаю, Дарси, что твоя бабушка хотела бы поговорить с тобой, пока ты не спустилась вниз.

— Я знаю, — быстро отозвалась она.

Он закрыл на замок ящик с инструментами и вытер ветошью руки.

Она неохотно пошла в дом.

— Увидимся за ужином, — бросил вдогонку дедушка. — А потом, может, снимем размеры для рамок и подумаем, куда бы их лучше повесить. Идет?

Она обернулась:

— Деда?

— Да? — Он ждал.

— А что… что это значит, когда кто-то говорит: ты — зло?

Он непринужденно рассмеялся:

— Ну, Дарси, я бы сказал, это значит, что этот кто-то тебя совсем не знает.

Она очень осторожно спускалась по лестнице. Теперь делай все так, как тебе было сказано.Она старалась ставить каждую ногу по центру ступеньки. Я уверен, ее отец знал, как лучше, когда оставил дверь нараспашку.Так она ничего не коснется. Помнишь… хотя, конечно, ты не можешь помнить…Она чувствовала, что кто-то идет за ней по пятам. А почему ты задаешь такие вопросы, малышка? Почему тебя это волнует…Она знала, что увидит, если оглянется назад. Будь осторожна, маленькая леди. Ты не такая уж взрослая, чтобы забыть…Она увидит… Я ничего такого не имею в виду…Я ничего такого не имею в виду! Твои мама и папа, упокой Господи их души…Она увидит туман. Скажи это вслух.Клубящийся туман. Скажи это.Возле самых коленей. Скажи это.Скажи это.